Улан [СИ] - Василий Панфилов

— Хорошо. Понимаете, информация о войне очень уж противоречивая, вот и хочется выяснить что-то поподробней. А то сослуживцы нам столько баек понарассказывали… Поняли только, что главный местный герой — Григорий Орлов из Измайловского.

Добродушно хмыкнув, улан весело произнёс, — ну для измайловцев — возможно.

— А так? — жадно спросил Семён.

— А так… Понимаете, есть разные формы героизма. Есть — полезные для дела. Вот — казачки недавно подорвали у пруссаков пороховой склад. Имущества повредили, да народу побили… Страсть! И что? Ну, отметили приказом — и всё. Дескать — неблагородно воевали, как тати в ночи… А Григорий? Героически отличился при Цорндорфе — воевал лихо, да с ранами потом в строю стоял. Герой?

— Конечно! — вырвалось у капрала.

— Согласен, — кивнул Игорь, — вот только какой прок от его героизма? Пролом в стене захватывал или шеренги пехотные у врага прорывал? Нет — просто сабелькой помахать захотелось[47]. Да и с ранениями… Ну много ли навоюет человек, которого саблей резанули или штыком? Его ж если не перевязать побыстрее, то он кровью за несколько минут истечёт… Так что сильно подозреваю — его товарищам от такого геройства было одно расстройство — не самим воевать, а за Орловым присматривать. А так да — герой!

Разговаривали достаточно долго и откровенно — свою точку зрения он не скрывал и скрывать не собирался. Отношения между армией и гвардией всегда были натянутыми, вот и… Ну в самом деле — через кампанию прошла уже большая часть армии — кроме вовсе уж далёких гарнизонов где-нибудь в Сибири, да престарелых ветеранов.

А гвардия? Выборочно, мать их — рота от каждого полка. Да и рота — только по названию… Зато обоз![48] И нужно ещё учесть, что большая часть гвардейцев не собиралась нести повседневные тяготы войны — то есть мелкие стычки, караулы, работы по благоустройству лагеря и прочее. Они готовы были воевать, но — только во время больших битв, где можно отличится под взглядами начальства.

Исключения? А как же — были. Некоторые гвардейцы были в своеобразных “командировках” в каких-то армейских полках и нужно сказать, что воевали они вполне грамотно — в большинстве. Но откровенно говоря — были их немного… А зачем? В Петербурге как-то уютней, да и возможностей сделать карьеру — при дворе как-то больше.

— В общем, господа, решать вам и только вам, — подытожил Игорь, — Просто… Если вы пройдёте даже не всю, а только часть кампании “от и до”, как и вся армия, то поверьте — уважения вы добьётесь. Да и в дальнейшем… Не скажу, что это скажется на карьере — тут уж вилами на воде писано. Но вот если вы будете понимать возможности солдат, то и задачи будете ставить намного более грамотные. Да и сами солдаты будут знать, что вы приказываете выполнять только то, что некогда выполняли сами.

Пришёл приказ перебазироваться в Силезию и как шепнули знакомцы из ставки — ожидаются не очередные маневры, с “покусыванием” друг-друга, а “нормальная” битва. Звучит дико, но Игорь обрадовался такому известию. Не из-за кровожадности, просто русская армия имела больше мирных потерь чем военных.

Снабжением частично занимались союзники и нужно сказать — занимались отвратительно. Ну как обычно — австрийцы в своём репертуаре… Так что крупная схватка, после которой в любом случае будет длительный отдых (пусть даже не сразу), гораздо лучше, чем постоянные манёвры и рейды.

Проблема была ещё и в том, что уланы оказались слишком хорошим и универсальным видом кавалерии и потому полк был востребован — даже чрезмерно. Как-то так вышло, что он выполнял как драгунские, так и казачьи виды “работы”, плюс свои собственные — и уланы работали буквально на износ. Пока потери были приемлемыми, да и пополнение неплохим, но было ясно, что долго так продолжаться не сможет.

Остановились около Кунерсдорфа — и снова уланам нашлась работа. Пока пехота возводила укрепления, тяжёлая кавалерия и большая часть драгун отдыхала. Лёгкая же кавалерия, уланы и несколько драгунских полков конной службы[49] начали заниматься разведкой и тревожить тылы пруссаков.

Выглядело это следующим образом: лёгкая кавалерия вела разведку, а наткнувшись на что-то серьёзное, звала “старших товарищей”. Так и ездили — эскадрон драгун/улан в центре и разъезды лёгкой кавалерии по сторонам.

Бой начался с утра и доминировали в нём пруссаки, умело расставив артиллерию. В русской же армии — увы, всё обстояло решительно наоборот… Наша артиллерия за каким-то чёртом расположилась в низине, да так “удачно”, что большая часть пушек не успели выстрелить хотя бы по разу, как орудийная прислуга была уничтожена прусскими артиллеристами. Хуже того — после обстрела немца налетели на батареи и утащили к себе больше ста пятидесяти пушек![50]

Левый фланг в результате просел и нашим войскам пришлось тяжело. Досталось и уланам — они уже больше десятка раз ходили в “тревожащие” вылазки и здорово вымотались.

— Паршиво, — флегматично заметил Игорь, врачуя товарищей после боя. Ну как врачуя… Как умел. Курсы медбратьев дали свой результат и все ветераны в его эскадроне разбирались теперь в медицине не хуже санитаров времён Великой Отечественной. Смешно? Да не очень — по здешним временам это очень продвинутый уровень…

— Ишшо как паршиво, — поддержал его Никифор, — ети паршивцы разместили пушки без мозгов, а из-за нескольких дурней нам теперь…

Тут каптенармус выругался — очень грязно, затрагивая родителей, скотину, пушки, домашнюю утварь и христианских святых. Кстати — мата в привычном понимании здесь не было. Мат здесь — обычные слова, обозначающие соответствующие части тела и действия — и ругательными они не были. А вот “голова куриная” — эт да, обидно…

Спешенные уланы сидели сейчас вперемешку с пехотой на еврейском кладбище — именно здесь неожиданно оказался центр схватки.

— Опять пошли, — прокомментировал Андрей, выглянув из-за надгробия. Выглянул и попаданец — да, шли пехотинцы… Стоп, а за ними-то гренадёры!

— Ребята, глядеть в оба, за пехотой гренадеры, — скомандовал спортсмен, — зуб даю, в рукопашную придётся схватываться.

— Етическая сила, — сплюнул один из пехотинцев, выразительно вытянув перевязанную ногу. Так уж вышло, что немалая часть солдат, засевших на кладбище, были ограниченно боеспособные…

— Не боись, пехоты, — покровительственно сказал экстремал, чувствуя прилив адреналина, — ваше дело — стрелять метко, а уж в рукопашную мы и без вас прогуляемся. Послышались смешки улан, подначки деревенского уровня и как-то быстро напряжение пехотинцев пропало — начались ответные шуточки, кто-то запел крайне скабрезные частушки.

Пруссаки тем временем подходили всё ближе, уже слышны были звуки флейты[51], вот и барабаны теперь слышно.

— Товсь, — скомандовал спортсмен, — ребята, кто привык полагаться больше на саблю, чем на пистолеты, отдайте пехотинцам.

С этими словами он вытащил свои — огнестрел Игорь не слишком жаловал. По крайней мере — местный.

Стрелять начали, когда пруссаки подошли на полсотни метров — раньше было бессмысленно.

— Бббахх! — раздался недружный залп из-за ограждений и первые ряды пруссаков повалились, остальные же ускорили шаги. Пространство заволокло дымом и теперь стреляли только те, кто по каким-то причинам могли видеть противника.

— Атака! — прозвучала команда на немецком и враги кинулись на русских солдат рассыпным строем. Идея не самая удачная — русские уже как-то ориентировались среди нагромождения камней, а вот немцы — нет. Плюс не до конца рассеявшийся дым и пистолеты улан.

Сами уланы в большинстве своём атаковали с пиками — дрын трёх с половиной метров длинной, да ещё если ты им владеешь, оружие страшное и уж точно — лучше мушкета с багинетом[52]. Хотя бы тем, что длинней…

Командовать в такой обстановке — дело бессмысленно, разве что ближайшие несколько человек тебя услышат. Так что оставалось надеяться только на выучку своих солдат.

Короткий выпад и еле заметное шевеление кистью — и вот широкий наконечник пики чертит кровавую полосу поперёк горла гренадера… Движение продолжается, пика влетает в глазницу немецкому пехотинцу.

Целятся из мушкета — скользнуть в сторону, тупым концом пики заехать в пах очередному гренадёру, упасть…

— Бах! — Мимо! Пуля — дура…

Бросок пики в стоящего за полтора десятка метров пруссака, прицелившегося в кого-то из улан. Попал — и древко вошло в грудную клетку врага почти до середины. Тот упал вперёд, но остриё пики упёрлось, не давая ему повалиться в сторону. Ноги в агонии скребли по земле, но через несколько секунд он затих, застыв причудливой кровавой композицией.

Сабля из ножен, отмахнуться от багинета, кончиком клинка разрубить переносицу. Прыжок на высокое надгробие — и вниз, в скопление гренадёр, собирающихся атаковать русских пехотинцев. Подошвами сапог по головам врагов… Падают. Игорь же приземляется практически на четвереньки — и тут же резаные движения по ногам! Многоголосый вой — и противники непроизвольно отшатываются по сторонам.